"Не может не вызывать удивления стремление некоторых исследователей через абсолютизацию "феноменологического" подхода отрицать необходимость "нарративности" в изучении природно-исторической действительности (лат. narrare «рассказывать", "повествовать»). Так, О.М. Медушевская (1922-2007) утверждала: «нарратив - способ повседневного мышления, призванный осмыслить причинно-следственные связи состоявшегося события. Применительно к истории исторический нарратив строится по тому же принципу: зная результат, историк восходит к причинам". "Нарратив не есть научный метод исследования, ибо результат уже задан и «ответ» задачи уже известен и не предполагает новизны или доказательности. Нарративисту «нужна историческая дистанция», он отрицает альтернативность – «сослагательное наклонение». Следовательно, вопрос о выборе и альтернативе исключается самим жанром повествования. Нарративистская логика историка - логика повседневного наивного и ненаучного мышления".

С.С. Минц идет еще дальше, связывая «нарративистскую парадигму» с «мифотворчеством». Вслед за О.М. Медушевской, данный исследователь противопоставляет "нарративности" феноменологический подход с его, якобы, «мощным потенциалом получения достоверного проверяемого и сопоставляемого эмпирического знания».

Однако последователи О.М. Медушевской не учитывают того факта, что нарративность «скрепляет» рассуждения, несет в себе «определенные рационализирующие связи и отношения», является «значительной частью общей стратегии рационального продвижения». В этом смысле «нарративность» в историческом исследовании выполняет ту же роль, что и «интерпретация-описание» в естественно-научном познании. Таким образом, "нарративность" (интерпретация-описание) – это одна из главных, наряду с интерпретацией-объяснением (в нашем понимании: обобщение в виде заключения), форма научного познания природно-исторической действительности, которую нет никаких оснований «изгонять» из исторического исследования или противопоставлять иным методологическим подходам, также как нет никаких причин квалифицировать "нарративистскую" логику историка как логику "повседневного наивного и ненаучного мышления".

Что же касается т.н. "феноменологического" подхода к изучению прошлого в интерпретации О.М. Медушевской, то кратко можно сказать следующее: данный подход не пригоден для использования в собственно историческом исследовании, т.к. отрицание автором "нарративности" (интерпетации-описания) фактически разрушает одну из несущих опор фундамента исторической науки, без которой она перестает быть наукой. Как показывает многолетняя практика исторических исследований, только путем обобщений (в форме заключений) выявленных существенных исторических фактов (интерпретация-объяснение) можно претендовать на приблизительно верную реконструкцию фрагментов объективной природно-исторической действительности. Именно поэтому нет никаких оснований утверждать, что "смена парадигм в сообществе происходит не путем модернизации нарратива, но путем формирования другой, феноменологической, логики исследования".

Подход к изучению прошлого, предложенный О.М. Медушевской, условно можно определить как "создание пустых конструктов" (по аналогии с понятием "пустые множества", используемом в логике). Главная причина научной несостоятельности предложенной О.М. Медушевской концепции - в осознанном игнорировании преемственности в разработке новых подходов к изучению прошлого, в "неизбывном" стремлении (вместе с рядом других отечественных исследователей) к неким "революциям", "смене парадигм" в теории и методологии истории - без всяких на то реальных оснований" (См. Методология истории: академизм и постмодернизм. С. 33-34. Ссылки на источники и литературу см. там же).

См. книгу "Методология истории: академизм и постмодернизм".