Проблема элит и социального равенства встаёт перед каждой страной, нацией, цивилизацией, государством как важнейшая. Она затрагивает политическую, массово-психологическую, экономическую, нравственно-этическую сферы жизни народа и функционирования государства. Исторически эта проблема, надо полагать, стихийно возникает уже в предобществе и предгосударстве и отчётливо оформляется в процессах становления общества и государства.

Вышеозначенная проблема, как следует из концепции этногенеза Л. Гумилёва, по-разному переживается на разных стадиях жизни и развития этноса (рождение, созревание, старение этнического и государственного организмов). Меняются степени пассионарности, императивы поведения и т.п. Здесь одна из причин отсутствия общепризнанного, годного для всех и навсегда ответа, общего рецепта оптимального соотношения элитизма и эгалитаризма. Ситуация подобна тому, как медицинская наука на определённом этапе своей зрелости пришла к выводу, что лечить надо не болезнь вообще, а конкретного больного, учитывая особенности индивидуального организма. Так и в социально-политических науках тема эта усложняется спецификой политических традиций, этнического менталитета, исторически сложившегося характера народа и всем комплексом его социально-психологических характеристик и сопутствующих явлений.

Названная проблема проявляется в процессах, предопределяемых социальными законами (конечно, и при наличии исторических случайностей). Многие из этих законов в науке описаны и сформулированы: законы социального структурирования, экзистенциального эгоизма, свойственного, как правило, и индивидам и коллективным субъектам, акторам, всем «персонам» социальной иерархии (в терминологии концепции иерархического персонализма Н. Лосского). Но ещё больше остаётся социальных законов и закономерностей, не уловленных учёными по причине исключительной сложности, многоаспектности, многофакторности явлений и тенденций объекта изучения, тем более постоянно и довольно непредсказуемо развивающегося. К тому же на разных этапах развития объекта одни и те же законы действуют по-разному или на разных этапах действуют разные социальные законы и закономерности.

* * *

Элиты - нормальное и необходимое явление для лю­бого общества. От качества и специфики элит зависит не только уровень достижений культуры, но и успехи или про­валы в политической, социальной, экономической сферах, т.е. само существование социума. Без элит обще­ство невозможно. История культур, государств - это, пре­жде всего, история элит.

Любая революция означает, во-первых, провал гос­подствующей ранее элиты, конечный итог ее накопившейся несостоятельности, а во-вторых, крушение старой и форми­рование новой элиты. Замедление оформления новой стабильной элиты с работающей схемой ее воспроизводства - период «безвременья», затягивающейся анархии в обществе, т.к. именно элита является рационализирующей его силой. От способности выдвигать талантливых лидеров, мудрости и дальновидности новой элиты зависит прочность и долговременность послереволюционного строя.

В обществоведческих науках существуют три главные позиции по вопросу о движущих силах развития общества. Во-первых, теория выдающихся личностей, но она слишком уязвимая для на­учной критики. Однако в странах с многовековой традици­ей патерналистской идеологии, вера масс в «героя», спаси­теля, вождя, царя, «сына Неба» живуча и даже может доминировать в полити­ческом сознании. Во-вторых, теория эгалитаризма. Выдвину­тая в начале формирования индустриального об­щества, она находится в политической науке и практике как бы в «отступлении», ведя «арьергардные бои». И, нако­нец, теория элитизма, переживающая с последней четверти XX в. своего рода ренессанс.

Зачатки теории элит мы находим уже у Пифагора, Платона и ряда других античных мыслителей. В их понимании элита – лучшая, благодаря талантам, способностям, часть общества. Именно поэтому ей в идеаль­ном государстве, естественно, должно принадлежать руко­водство. В трудах ряда социологов XX в. данная концепция получила свою интерпретацию, к приме­ру, у итальянцев В.Парето, Г.Моски, немца В.Крауза, ав­стрийца Р. Фёльди, наших соотечественников-эмигрантов П. Сорокина, Г.Федотова. Термин «элита» стал, в основном, использоваться в значении социального слоя, концентри­рующего экономические ресурсы и политическую власть.

Вильфредо Парето видит достоинство элиты в жестокости, в способности без колебания применить силу для защиты своих эгоистических интересов, привилегий и с пренебрежением критикует, как несовместимые с подлинной элитой, черты сострадательности, гуманитарности, гуманизма. Он восхищается элитами, способными гибко приспособиться к но­вым политическим обстоятельствам.

В соответствии с этими взглядами, элита способна выживать, если в нее идет приток «свежей крови» - наиболее способные представители других социальных групп. Иными словами, на смену относительно «закрытым» элитам эпох античности, европейского средневековья приходит идеал «открытой» элиты.

В трудах ряда теоретиков, например, Реджинальда Фёльди, проводится противопоставление эгалитаризма и элитизма. Эгалитаризм объявляется несостоятельным и обосновывается задача построения чисто элитарного общества. Слабое место и тех и других оппонентов в этих спорах - позиция несовместимости концепций эгалитаризма и элитизма, одноплоскостное видение проблемы.

Сторонники одной из двух позиций забывают, что в общественных науках правильное решение задачи может выглядеть парадоксально. История человечества свидетельствует, что все общест­ва, в том числе и демократические, эгалитаристские, имели свои элиты и в этом нет противоречия. Так, демократия древнегреческих полисов функционировала при наличии политической элиты. Мало того, подлинная демократия невозможна без элиты, иначе она превращается в охлократию, неспособную к длительному политическому существованию и неизбежно завершается тиранией. Оптимальной для общества является формула «эгалитаризм плюс элитизм».

Нельзя согласиться с Фёльди в том, что ленинцы, сталинисты, маоисты и социал-демократы были на деле противниками элит. Он смешивает политические лозунги и реалии. Хотя в отношении Великой Французской буржуазной революции Фёльди глубокомысленно признаёт, что уничтожение элит не было её целью (несмотря на лозунг «Свобода, равенство, братство!»). В ленинизме, в советском строе он проглядел немаловажное, а именно: зало­женную Лениным идею партии нового типа как организации профессиональных революционеров в качестве инстру­мента осуществления новой власти. Сталин был еще более откровенным, сравнив партию с «орденом меченосцев».

РСДРП (б) стала зародышем социалистической элиты, а затем появилась номенклатура, собственно элита. Был отработан и механизм воспроизводства элиты через комсомол, профсоюзы, Советы, комсомольские, партийные, профсоюзные школы и т.п. Достаточно длительное функцио­нирование эгалитаристского (формально) социалистического общества является доказательством выработки им своей правящей группы-элиты. В наше время принято только критиковать коммунистическую элиту, но справедливости ради не следует забывать, что под ее руководством достигнуты эпо­хальные успехи в модернизации экономики, в науке и куль­туре.

После смерти Сталина исчезает важный элемент тогдашней политической системы – массовые репрессии. И это было серьезным демократическим завоеванием. Но в дальнейшем не были проведены необходимые политические преобразования, которые могли бы дать новый импульс политическому и социально-экономическому развитию страны. С 1950-х начинается загнивание, измельчание, превращение элиты в слой безыдейных, хитрых при­способленцев. В 1990-е годы именно этот слой быстро сомкнулся с криминальными элементами и образовал новую «демократическую элиту». Крушение политического режима в СССР и ряде соцстран - результат идеологического «закостенения» (по выражению Б. Данема) и разложения элит, следствие их политических ошибок, а не след­ствие эгалитаризма как такового.

Фёльди прав в главном: «Лучших - наверх, опора на таланты и эффективность!». Нельзя не согласиться и тогда, когда он утверждает, что интеллектуальные ресурсы человечества являются единственной ценностью, которую оно наверняка будет иметь и позднее и которая только и сможет обеспе­чить будущее. Важнейший вывод Фёльди: «Новые элиты не должны быть элитами по происхождению, поло­жению в системе власти, богатству или по чистой эффек­тивности, а только по вкладу в дело прогресса. Благодаря широкому союзу деятелей культуры, интеллигенции и лю­дей, добившихся высоких достижений в экономике, элиты должны получить в свои руки инновационный ключ к бу­дущему». Особую роль Фёльди, как и Вольфганг Крауз, отводит интеллектуалам: «В течение долгого времени вы­смеиваемые деятелями политики и экономики как далекие от реальности мечтатели и идеалисты, интеллигенты по ме­ре все большего переплетения науки и экономики чаще признаются в качестве решающей силы. Они все решитель­нее проявляют себя не только в науке, но и в политической реальности».

На Западе элита бизнеса и университетская элита научились сотрудничать, взаимодействовать, составляя вместе элиту политическую. Это помогает предохранять власть от близорукости, освобождает ее от мелкой, краткосрочной конъюнктуры.

В России же основной проблемой всегда являлась неспособность этих двух элит к сотрудничеству. С одной стороны – высокомерное пренеб­режение власти к людям умственного труда, неумение воспринимать научные рекомендации. С другой - неуважение к власти людей, претендующих на свободу от иерархии, традиционно осуществляемой в нашей «агродеспотии» полуобразованными и корыстными карьери­стами.

После революции 1991 г. положение с элитой практически мало изменилось, по-прежнему страти­фикация шла по чину, по выслуге, прибавился лишь фак­тор капитала. Первое поколение «демократической элиты» «новой России» включала сказочно обогатившихся на при­ватизации людей власти и темных дельцов. Новая чиновно-плутократическая элита не была похожа на нормальную элиту стран «классического капитализма»: она имела мафиозные связи, так как «всплыла» в криминализированном обществе, оказалась абсолютно безыдейной, проникнутой махровым эгоизмом, характерным для жесткой эпохи первоначального накопления капитала и руководствовалась лишь личной выгодой. Это был типичнейший компрадорский слой, равнодушный к будущему страны, заранее переводящий капиталы за рубеж и морально готовый к эмиграции. Новая буржуазия молниеносно возникла из небытия не по Марксу, а по Прудону («Собственность есть кража»).

Она состояла преимущественно из индивидов с психологией и менталитетом налётчиков, выскочек, нуворишей («из грязи в князи») со всеми характерными для подобных социальных типажей чертами, как-то: отсутствие чувства чести, национальной гордости и реального патриотизма (циничная патриотическая демагогия - не в счёт), необременённость культурой, чёрствость, доходящая до «нравственного идиотизма» (термин из психологии, означающий своего рода нравственную глухоту, неспособность к сочувствию и состраданию в отношении как отдельных людей, так и своего народа), склонность кичиться своим богатством и статусом перед нижестоящими на социальной лестнице и полное холуйство и раболепие перед вышестоящими. Более того, кризис в обществе породил не просто деградацию и «порчу нравов» (характерное выражение древних историков о духовно-нравственном климате в Римской империи времён её заката), но и широко распространил в этом слое, образно говоря, каннибализм «новых русских», готовых ради карьеры и богатства «сожрать» себе подобных, своих сограждан, пожертвовать своим народом. В Британской империи джентльмены делали карьеру чиновников и офицеров в колониях, сколачивали там состояния, грабя местное население, затем возвращались в Англию и становились эсквайрами. Российские же «джентльмены наоборот» грабили «эту страну» и свой народ, а потом переводили наворованное за рубеж, покупали поместья, замки и оседали на Западе.

Мироощущение, ментальность духовных элит принци­пиально отличается от типичных властных элит (аристократии, плутократии, бюрократии). Последние часто (как и в случае с «демократической элитой» «новой России») ставят свои интересы выше национальных и выдают свое­корыстный интерес за общественный, государственный - какими бы красивыми пропагандистско-идеологическими конструкциями это не маскировалось.

Эгоизм правивших элит объективно рано или поздно приводил к нарастанию деструктивизма. В качестве доказательства приведем выводы крупнейшего социолога XX в. Питирима Сорокина о том, что действия людей, особенно в кризисных условиях, определяются приоритетом одной из двух возможных доминант: альтруистической или эгоистической. С первой связан взлет творческой активности. Вторая порождает цинизм, карье­ризм, жадность, тщеславие, жестокость, ограниченность. Конечно, не все формально занимающиеся интеллектуаль­ным трудом, а тем более относящиеся по социальному ста­тусу к интеллигенции, имеют альтруистическую доминанту, но подлинные мыслители, ученые, духовные лидеры стиму­лируются именно ею.

Цивилизации утверждают свою прочность, долговременность, величие в истории именно в сфере духа, культуры, творческой воли. Вторичны сферы производства, техники и пр. Георгий Федотов, доказывая незамени­мость духовной иерархии, утверждал, что «культура по­строена на примате философски-эстетических... элемен­тов», а не научно-технических. В России преобладает ил­люзия, что культура растет «снизу», а не «сверху». Однако куль­тура созидается интеллектуалами - высшим слоем образо­ванной части общества. Духовная «аристократия» не ущемляет демократии, так как она не является привилегиро­ванной кастой. Вместе с тем, сохранится ли преемственность по от­ношению к великому национальному прошлому или победит «вестернизация», космополитизация – во многом зависит от духовной элиты, опи­рающейся на глубинные пласты народной культуры.

©Афанасьев Валентин Григорьевич, кандидат исторических наук, доцент, 2016

Материал размещен с разрешения автора.