Филолог и историк Г.С. Кнабе (1920-2011) в очерке «Общественно-историческое познание второй половины ХХ века и наука о культуре», говоря об отсутствии в исторических источниках необходимой информации о «непосредственной повседневной жизни», предлагал «частично конструировать прошлое» с помощью «элементов интуиции и воображения».

В итоге, «результаты проделанной работы» начинают «тяготеть к форме исторического романа», которую Г.С. Кнабе называл «особым видом исторической реконструкции» - «исторической прозой». При этом «грань между художественно создаваемой пластикой истории и научно воссоздаваемой ее структурой становится расплывчатой, а познание приближается к синтезу аналитического знания и целостного переживания»[1].

Л.П. Репина, В.В. Зверева и М.Ю. Парамонова, правильно охарактеризовав основные черты постмодернизма в историческом познании, вместе с тем, пишут: «Но не менее значим и выразителен акцент на эстетическую функцию истории, который делают сторонники ее постмодернистской парадигмы, отождествляющие историю с литературой». «Траекторией» же «движения историографии между полюсами научной аргументации и литературной репрезентации может быть записана одна из версий ее непростой истории»[2].

В этих рассуждениях содержится иллюзорное обоснование соединения методов исторического и художественного познания. Г.С. Кнабе, Л.П. Репина, В.В. Зверева, М.Ю. Парамонова игнорируют тот неоспоримый факт, что фантазия в искусстве не сообразуется с логической вероятностью, она выходит за установленные ею пределы [3].

Цель художника заключается не в том, чтобы познать окружающую действительность – «это задача науки, – а в том, чтобы передать свои эмоции по поводу вещей и объектов окружающей человека действительности зрителю или слушателю»[4]. Еще А.С. Лаппо-Данилевский предупреждал об опасности «смешения исторической науки с искусством»[5]. П.В. Копнин, рассуждая на эту же тему, отмечал, что эстетика должна создать либо такую теорию познания, которая стала бы теорией искусства, либо такую теорию искусства и художественной деятельности, которая была бы теорией познания и логикой [6].

Ссылки и примечания

1. См. Кнабе Г.С. Общественно-историческое познание второй половины ХХ века и наука о культуре. Проблемы, перспективы и трудности //Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1994. С. 163-166.
Г.С. Кнабе не проводит необходимой четкой границы между архаическими представлениями об истории («общественный миф», «общественный идеал» в преданиях и легендах) и современным «критико-аналитическим» историческим познанием (См. Кнабе Г.С. Проблема Цицерона //Грималь П. Цицерон. М., 1991. С. 18).

2. См. Репина Л.П. История исторического знания /Л.П. Репина, В.В. Зверева, М.Ю. Парамонова. М., 2004. С. 278.

3. См. Копнин П.В. Гносеологические и логические основы науки /П.В. Копнин. М., 1974. С. 269.

4. См. Мамчур Е.А. Объективность науки и релятивизм (К дискуссиям в современной эпистемологии). М., 2004. С. 180.

5. См. Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Пг., 1923. Вып.1. С.24.

6. См. Копнин П.В. Гносеологические и логические основы науки. С.255.
Е.А. Мамчур также проводит четкую границу между искусством и наукой, считая искусство формой «игровой деятельности» (См. Мамчур Е.А. Объективность науки и релятивизм. С. 182-183).

©Кузеванов Леонид Иванович, кандидат исторических наук, доцент, 2012-2021

См. монографию "Методология истории: академизм и постмодернизм".

Изображение обложки анализируемой книги Г.С. Кнабе размещено в интернете в свободном доступе.